Дайджест года: Первые посты каждого месяца -

- по славной ЖЖ-традиции (не считая выписок, дыбров и лытдыбров библиофага)

01.01.09.

Оставлять пробелы

Ну вот. Здравствуйте, дорогие мои, в первые часы будущего.

Сегодня я думаю поотдыхать от общения, участия и присутствия (заодно кстати и от работы, которая - несомненно форма общения, участия и присутствия), вдоволь намолчаться и поскачивать в электронную читалку разные любопытные тексты, а потом залечь их читать. Вообще большое счастье, что по крайней мере сегодня (надеюсь, и завтра) не надо никуда торопиться и укладываться ни в какое расписание.

Хотя потом надо будет работать ОЧЕНЬ плотно, потому что на десять каникулярных дней, из которых теперь уже остаётся девять и часть неминуемо уйдёт на общение (которое я называю про себя «наращиванием социальной ткани»), есть - по самой щадящей программе - несколько сравнительно небольших дел и одно Очень Большое, которое хотелось бы доделать, всё-таки столько свободного времени подряд в ближайшее время точно не будет.

2009-й по окраске нумерующей его цифры представляется мне густо-белым годом: полнотой цветов. Никаких я не буду делать их этого выводов, хотя бы потому, что научилась оберегать себя от иллюзий, и жить таким образом, надо признать, легче. Лучше-ка мы, не тираня новонаступивший год ожиданиями, просто впустим его и позволим ему быть таким, каким ему хочется и свойственно. Если что и нарастает во мне с годами (ну вообще на самом деле много чего нарастает) - то это терпеливое доверие к бытию. (Кстати, не всегда принимающее, но во всяком случае позволяющее бытию раскрыться.) И у этого чувства тоже густо-белый цвет - как у чистого листа плотной бумаги. «И надо оставлять пробелы», напоминает мне собственная забитая цитатами голова - и в судьбе, как учил нас классик, и среди бумаг, чего он, по крайней мере на уровне деклараций, не приветствовал. Начало года располагает меня пока к этике и эстетике молчания и умолчания, тишины и якобы-пустоты (пустота - такая странная штука, в которой имеет обыкновение проступать полнота, не стеснённая заданностями). Этот день мне хочется сделать пробелом: молчаливым вступлением к году.

Посмотрим, что за письмена на этой чистой бумаге проступят. Мне не хочется торопиться покрывать её собственными торопливыми каракулями. Придётся всё равно, но торопиться не хочется.

Наблюдаючи за новогодним столом дебаты милых мне людей по экзистенциальным и околоэкзистенциальным проблемам (я же - животное молчаливое и точно утратившее вкус ко всяким - внешне, словесно выраженным - спорам [внутренние споры притом остаются, но они - дело отдельное]), думала я в числе прочего и о том, что на самом-то деле, когда люди друг друга не понимают, это нормально. Чудо и исключение, когда понимают. Это не значит, что не надо стараться - разумеется, надо, по крайней мере, таким образом внутренне расширяешься. Но когда не понимают, когда чувствуют, толкуют, оценивают различно совершенно одни и те же вроде бы вещи - это настолько естественно, что не должно бы вызывать никаких отрицательных эмоций и соответствующих действия - как вдох и выдох.

02.02.09.

Флешмоб - вишлист из списка интересов:

Суть, значит, в том, что мы хотели бы получить в подарок в связи с некоторыми пунктами нашего списка интересов. Я думаю, что с просьбами о подарках можно обращаться также и к Провидению, поэтому именно Ему я адресую этот вишлист в первую очередь!

Из моего списка silvertvar выбрал следующее:

(1) Внутренняя речь - о, в связи с внутренней речью я бы хотела получить в подарок такое устройство, скажем, mind-recorder, которое непосредственно и моментально переводило бы внутреннюю речь в текст, минуя всякие пишущие приборы от собственного рта до ручки и компьютера, ибо оные оказывают модифицирующее действие. Это не означало бы полного устранения из обихода традиционных пишущих устройств, поскольку их модифицирующее воздействие тоже бывает нужно - mind-recorder существовал бы наряду с ними и использовался бы, например, в случаях, когда никакого модифицирующего воздействия как раз не надо, или в случаях, когда использовать другие текстообразующие устройства нет никакой возможности.

(2) Граница человеческого. А в связи с границей человеческого подари-ка Ты мне, дорогое Провидение, - универсальный трансформатор: устройство, позволяющее превращаться в кого (и во что) угодно, а также перемещаться во времени. Оно-то и позволит мне пронаблюдать экспериментально, смещается ли, трансформируется ли граница человеческого в результате таких перемен и что остаётся (если что-то остаётся!) в процессе этого неизменным, что продолжает сообщать мне самотождественность. О результатах я Тебе, дорогое Провидение, обязательно сообщу. А может быть, Ты даруешь мне и способность что-нибудь нетривиальное об этом опыте написать?

(3-5) История СССР; История эмоций; Юдофилия - эти три пункта я объединю, потому что желания в связи с ними вполне однотипные. Хочется умных, объективных и насыщенных и фактами и мыслями книг по истории советской жизни и культуры; по истории эмоций как явления культурно оформленного и во многом культурно детерминированного - и по еврейской истории и культуре. Провидение, Ты ведь сделаешь так, чтобы они были написаны, изданы и попали мне руки?

(6) Ноябрь. Не поскупись, дорогое Провидение, пожалуйста, посылай мне и в другие времена года ту особенную, строгую и сильную внутреннюю ясность, какая чаще всего случается в ноябре, чёрной осенью, в «месяце вневременья».

(7) Случайная музыка на улице. Посылай мне и дальше, пожалуйста, случайные, никакой душевной динамикой не предусмотренные звуки, которые настигают меня на ходу и тем сильнее цепляют, сообщая, помимо (даже прежде) всего прочего - о густой неисчерпаемости мира (музыка - она ведь вся об этом, даже попса какая-нибудь, уж Ты-то знаешь). Пусть они и дальше поселяются во мне на правах, так сказать, ситуативных доминант (а если что-нибудь значительное - то пусть оно и подольше задерживается) и оказывают на меня формирующее воздействие. Ты ведь знаешь, дорогое П., что у меня сложные отношения с музыкой и её направленным слушанием - не оставляй же меня милостью случайных музык, которые, как могут, компенсируют возникающую в связи с этим недостаточность. в общем, разновидность той самой недостаточности, которую я именую «экзистенциальной» и у которой ещё много разных видов. А ещё, знаешь, дорогое П., зацепи как-нибудь меня одной из таких диковстречающихся музык так, чтобы я уже начала учиться жить слухом и слушать что-нибудь систематически. Я знаю, Ты можешь.

(8) Смысловые перекрёстки. Даруй мне, пожалуйста, способность, попадая на пересечения разных смысловых пластов, направлений интеллектуального внимания - быть чуткой к возможностям таких пересечений, улавливать неявные, но оттого не менее властные связи вещей, - а ещё лучше (собственно, это главное) - делать из этого какие-нибудь тексты, которые пригодились бы и ещё кому-нибудь, кроме меня.

(9) Старые дома. Тут бы я выпросила у Тебя в подарок побольше возможностей попадать в старые человеческие обиталища с долгой, долгой памятью и рассматривать их изнутри, и чувствовать эту память на собственной шкуре. Ты ведь куда лучше меня знаешь, что дома, особенно старые - подробные слепки с человеческой сущности и читаются не хуже книг. Пожалуйста, расширяй мою жизнь и дальше за счёт таких «объёмных» чтений. Честно сказать, мне этого - «объёмного» - сейчас очень не хватает.

***

01.03.09.

Жизнь в упор

А ведь уже первое марта.

Нет больше зябкого и зыбкого месяца февраля, тающего прозрачного месяца, месяца-надежды на то, что вот ещё чуть-чуть, и он кончится, и будет весна, и сразу больше станет и света, и воздуха, и самой жизни, пойдёт себе во все стороны разрастание бытия, - а февраль - сладостное замирание перед этим разрастанием, лёгкий предутренний сон на грани пробуждения, уже полный образами яви, но ещё сон. Февраль, обещая весну и не будучи ею, снимает с нас ответственность. Ещё можно только ждать - и ничего не делать с собой и собственной жизнью. Ещё можно спать, пока не прозвенел будильник.

А вот будильник и прозвенел: март. И голос у этого будильника железный, дребезжащий.

Скоро, скоро уже будет облезать (болезненно - иначе никак, даже когда оно - освобождение) шкура зимы, делая самую плоть жизни голой, беззащитной, растерянной. Она уже саднит. Весенний ветер обжигает её.

Весна, и что-то надо делать с собой. Да всё равно уже что, главное - делать. Обживать эту свежераспахнувшуюся безграничность, наконец. Обогревать собственным маленьким теплом лишённое стен, потолка да и пола пространство. Весна - упражнение в безграничности.

Февраль, дремотный - самообман, откладывание жизни: грубо-внешне понятой. Март - жизнь в упор.

***

01.04.09.

О внутренних собеседниках

Собеседник, хотя бы и воображаемый, нужен нам для создания внутренней интенсивности; для направленности речи и сопутствующего ей отбора элементов, из которых эта речь создаётся - для противостояния хаосу и аморфности. Собеседник - независимо от того, отвечает он нам что-нибудь или нет (и даже, наверное, от того, слышит ли он нас - достаточно, чтобы мы к нему обращались) - самим своим присутствием тематизирует нас - направляет вдоль некоторых тем и отбирает «под них» смысловой (да и несмысловой, пожалуй что) материал; в некотором смысле - выволакивает из небытия, из потенциальности. Он нужен, чтобы быть.

***

02.05.09.

О персональных суевериях

Страшно боюсь, когда что-то начинает получаться: это мнится верным признаком того, что что-нибудь - и не факт, что связанное именно с тем, что получается - испортится в самое ближайшее время. Тревожиться начинаю прямо автоматически. В этом смысле состояние «медленно и неправильно», состояние текущего дряблого и дребезжащего недовольства собой и собственной жизнью - мнится защищающим: в нём всё ровно и мелко неправильно, без крупных катастроф. Мелкими неудачами и недовольствами от катастроф как бы откупаешься.

Вообще, честно сказать, боюсь радоваться (понятно, что это значительная степень внутренней несвободы, но, как говорил ослик Иа-Иа, - «констатирую факт»): мнится, будто радость - поверхностна, будто таким образом я окажусь слепой к каким-то аспектам происходящего, чего-то не замечу, - а оно мне, как водится, за это и отомстит. - В этом смысле «нормально» состояние некоторой постоянной внутренней встревоженности, насторожённости (повторяю, это не позиция, это скорее исходное чувство, с которым можно, как со всякой данностью, что-то делать).

***

03.06.09.

twitter

Зябко мне в бытии.

Я бы ввела понятие экзистенциального озноба.

***

01.07.09.

Апология фигни

Может быть, как раз в междуделье - в зазоре между Большими Делами, при занятии какой-нибудь фигнёй вроде, ну я не знаю, пустого шатания по магазинам или отвечания на какие-нибудь дурацкие тесты - лучше всего чувствуется основа жизни, - тайная, неровная, шершавая, почему-то думается, будто - бело-серо-голубая, - к которой Большие Дела и Крупные Обстоятельства крепятся не такими уж прочными узелками: дёрни как следует - и оторвётся, а уж основа-то никуда не денется.

***

11.08.09.

Прага: постскриптум первый

А говорили, будто я не узнаю Праги. Так, мол, изменилась она за те 18 лет, что мы с ней не виделись.

Я узнала её сразу, с первым глотком воздуха, - я узнала бы её с закрытыми глазами: там точно те же запахи, в мельчайших бугорках и вмятинках, что и в 81-м, 82-м году: пражский подъезд окликнул меня молодым ломким маем 1981-го года, пражское метро - лихорадкой и замиранием десятого класса. Это был дом, просто дом - собственная растрёпанная записная книжка с заметками за много-много лет, которую одним движением запихиваешь к себе в карман и чувствуешь частью себя.

Штука в том, что между мной и городом почти не оказалось расстояния. Он оказался - чего я меньше всего ждала - таким, будто мы и не расставались, а просто жили вместе все эти годы такой рутинной общей жизнью, - не жизнью-событием, а жизнью-фоном, такой, которая сама по себе не образует события, позволяя заниматься собственными внутренними смыслами. Прага меня не удивляла и не потрясала: она просто принимала меня. (И уже одному этому - как не быть потрясением!?)

Всё это не отменяет, конечно, чуждости и непрозрачности для меня настоящей пражской, собственно чешской жизни - с её «локальными смыслами», мифологиями, заботами да мало ли чем ещё. Чешской жизнью я никогда не жила и никогда не собиралась этого делать. Более того, именно там я с изумлением открыла - и приняла - свою русскую идентичность и всё пражское время взахлёб читала русскую литературу. Я с самого начала знала, что уеду; Прага была для меня роскошной времянкой, - а на той окраине, где мы жили и где по сей день живёт моё семейство - вовсе даже не роскошной, скорее напротив, жёстко-аскетичной, вызывавшей тоску по московским краскам, московскому неуклюжему избытку. Но это входило в «задание» - как оно осозналось чуточку позже. Прага была родом дисциплины, формообразующей тренировки - результаты которой предстояло осуществить совсем в других контекстах. Да, Прага была аскезой: воздержанием от врождённой мне русской жизни, чтобы лучше эту жизнь разглядеть и прочувствовать. (История моих отношений с Прагой - ещё и странная история о том, как чужое может становиться своим, не становясь от этого ни более близким, ни более понятным.)

Конечно, без этой аскезы я была бы неизмеримо беднее.

***

05.09.09.

Так, вообще - даже не по поводу,

хотя повод найдётся, вне сомнений, всегда.

Как на самом деле трудно и страшно писать о людях, каждый божий раз, кто бы мог подумать, что мне случится это делать - с моим вечным страхом неосторожного (и неминуемого, по врождённой неловкости!) движения, которым я ну непременно же кого-нибудь обижу. Мне бы больше об идеях, которым не больно, по крайней мере больно не впрямую. А тут вот. - и ведь сама взялась. Принимаясь писать о чужой жизни (хотя бы и только о том, как человек что-нибудь пишет или исследует - всё равно), тут же вступаешь на то, что не перестаёт чувствоваться как запретная территория - и земля, как водится, горит под ногами.

Так вот сейчас подумала о том, что затем и взялась - наверняка не слишком отдавая себе в этом отчёт, но тем вернее, - значит, необходимость чувствовала: надо было пойти навстречу страху, броситься очертя голову - и тем самым расширить область уверенности. Ну хоть немного. - Всё равно каждый раз страшно, но ведь делаю же.

Что ж, всегда бы так.

***

08.10.09.

Сезонные смыслы

А ещё зреющая в глубине осени зима хороша тем, что в ней острее, точнее, плотнее - даже безусловнее - чувствуется дом. (В том числе и как персональный, единичный порядок бытия.)

***

01.11.09.

К антропологии работы

Работа переводит нас (вытягивает, я бы сказала) из потенциального состояния (в котором человек в своей повседневности пребывает по преимуществу) - в актуальное. Работая, мы получаем (принудительно, м-да) дополнительный шанс быть: это - одна из форм повышенного присутствия.

Когда-то Варлам Шаламов (вычитавши лет 20 назад, до сих пор помню, хотя скорее всего теперь уже и очень неточно) сравнивал рифму с магнитом, который, будучи выдвинут в хаос мира, притягивает к себе из совокупности всех возможных слов и смыслов - через вроде бы формально созвучные слова - смыслы, нужные в данной ситуации и формирующие её, в том числе и неожиданным для рифмующего образом. Вот работа делает нечто подобное: она - даже формальная, типа мытья посуды - организует мир вокруг человека, налаживает ему оптику, притягивая к нему избранные смыслы из всего их возможного и хаотического многообразия. Она рифмует человека с мирозданием, да :-)

***

01.12.09.

Зима, зима!

Сколько освобождающего и светлого в самой мысли о наступившей зиме: как будто действительно выпал снег. Он, правда, и не думает выпадать, но зима, как известно, понятие прежде всего умозрительное, а всё сопутствующее ей чувственное - это чтобы мы поняли как следует :-) Хотя снега, конечно, отчаянно не хватает: для полноты существования, для его остроты.

Ноябрь - вот уж умозрительный месяц - держал нас во вневременьи, - и на исчезающе-скудном чувственном пайке. Зима - переход в медленное, густое время, тихо растущее навстречу весне.

• Тапир: Здоровье и Земледелие - О 2 господах